Ровно век назад, 28 декабря 1925 года, в ленинградской гостинице «Англетер» был найден мертвым поэт Сергей Есенин. Официальная версия — самоубийство. Но сомнения в ней возникли почти сразу и не утихают до сих пор, обрастая десятками гипотез и сенсационных разоблачений. Что же на самом деле произошло в том номере?
Ровно век назад, 28 декабря 1925 года, в ленинградской гостинице «Англетер» был найден мертвым поэт Сергей Есенин. Официальная версия — самоубийство. Но сомнения в ней возникли почти сразу и не утихают до сих пор, обрастая десятками гипотез и сенсационных разоблачений. Что же на самом деле произошло в том номере?
«Я очень и очень болен»
Выйдя 24 декабря из московской психоневрологической клиники, Есенин почти сразу отправился в Ленинград. Это решение казалось спонтанным, почти бегством. Он поселился в «Англетере», в номере 5, и несколько дней принимал друзей, ища то ли забвения в общении, то ли подтверждения своим мрачным предчувствиям.
Особую, почти мистическую роль в этой истории сыграл вечер 27 декабря. По воспоминаниям гостей — литератора Георгия Устинова с женой Елизаветой, поэта Вольфа Эрлиха и журналиста Дмитрия Ушакова, — атмосфера была странной, приглушенной, несмотря на внешнюю непринужденность. Есенин читал свою только что законченную, выстраданную поэму «Черный человек». Зловещий диалог с двойником произвел на всех гнетущее впечатление. Звучали строки, ставшие позднее предметом пристального анализа:
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит.
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Гости ушли около полуночи, став последними, кто видел поэта живым. Утром горничная, войдя в номер, обнаружила трагическую картину. На столе лежало прощальное стихотворение, написанное кровью и начинающееся строками:
«До свиданья, друг мой, до свиданья…»
Версия самоубийства казалась не просто очевидной, а логичным финалом долгой трагедии: затяжная депрессия, алкогольная зависимость, неоднократные разговоры о суициде с близкими. Душевный кризис, отлитый в строки «Черного человека», казалось, не оставлял иного выхода. Современники, потрясенные, но не удивленные, в большинстве своем приняли эту версию.
Однако позже, когда первые эмоции улеглись, исследователи и просто неравнодушные люди начали задавать вопросы. Факты, на которых строилось следствие, при ближайшем рассмотрении стали казаться зыбкими и противоречивыми.
Следствие с белыми пятнами
Уже в конце XX века, когда архивы приоткрылись, криминалист и писатель Эдуард Хлысталов, скрупулезно изучив сохранившиеся материалы дела, выступил с громким заявлением: поэта убили.
Он указывал на целый ряд странностей, которые складывались в подозрительную картину. Прежде всего, это следы насилия на теле (характерные борозды от удавки, многочисленные побои), которые перед похоронами, по свидетельствам, тщательно замазали гримом. Далее — ход самого следствия: им занимался неопытный следователь Николай Горбов, хотя в городе работала опытная группа по убийствам, чьи документы впоследствии таинственно исчезли. И самый красноречивый формальный изъян: в регистрационных книгах «Англетера» имени Есенина не оказалось. Возникла версия, что поэт был убит в другом месте, а тело позже перевезли в гостиницу, инсценировав самоубийство.
Петербургский писатель и исследователь Николай Астафьев, двадцать лет изучавший архивные материалы, в своей книге «Трагедия в “Англетере”: действующие лица и исполнители» приводит сенсационные детали, говорящие о возможной фальсификации. Среди них: телеграмма о приезде Есенина в Ленинград, содержащая несоответствия в оформлении и нереальные сроки доставки; записка Эрлиху, выполненная явно не есенинским почерком; доверенности на получение денег, якобы подписанные поэтом, но являющиеся, по мнению экспертов, подделками.
Особое место занимают воспоминания художника Василия Сварога, делавшего посмертный рисунок. Еще в 1927 году он высказывал версию убийства, основанную на личных наблюдениях:
«Мне кажется, этот Эрлих что-то ему подсыпал на ночь, ну… может быть, и не яд, но сильное снотворное. Не зря же он забыл свой портфель в номере Есенина. И домой он “спать” не ходил — с запиской Есенина в кармане. Он крутился не зря все время неподалеку, наверное, вся их компания сидела и выжидала свой час в соседних номерах.
Сначала была «удавка» — правой рукой Есенин пытался ослабить ее, так рука и закоченела в судороге. Голова была на подлокотнике дивана, когда Есенина ударили выше переносицы рукояткой нагана. Потом его закатали в ковер и хотели спустить с балкона, за углом ждала машина. Но балконная дверь не открылась достаточно широко, оставили труп у балкона на холоде. Когда разбежались, остался Эрлих, чтобы что-то проверить и подготовить для версии о самоубийстве".
Новые доказательства
В этой истории тайной окутано многое, включая захоронение. Племянница поэта Светлана Есенина утверждала, что в могиле был другой гроб. Ходили слухи, что бывший сотрудник ГПУ признался: тело выкопали в первую же ночь после похорон. Когда в 1990-е годы родственники и энтузиасты, включая актера Сергея Безрукова, заговорили об эксгумации, им отказали, а могилу залили бетоном. Эти факты, по мнению сторонников версии убийства, рисуют картину хорошо спланированной акции, а не спонтанного суицида.
В 2009-м заключение польских криминалистов, проводивших независимое исследование по фотографиям и документам, добавило масла в огонь: их вывод был однозначен — самоубийство инсценировано. Однако официальную версию так и не пересмотрели.
Правда одна, но ответа не будет
Но существует и другая, авторитетная позиция. Один из ведущих судмедэкспертов страны профессор Евгений Мишин категорически отвергает версию убийства. В своем интервью журналу «Огонек» он разбирает ее по косточкам.
«Люди, которые настаивают на эксгумации, думают найти в могиле череп с дыркой… Но в могиле давно, кроме останков костей, ничего нет», — говорит Мишин. Он полностью согласен с заключением судмедэксперта Гиляревского, проводившего вскрытие в 1925 году: смерть от асфиксии при повешении. Изучив фотографии и акт, Мишин реконструировал события:
«При таком натяжении петли голова отклоняется… к паровой трубе отопления, от которой в переносье трупа образовалась “вмятина”… Если был бы нанесен прижизненный удар… возникли бы отек и припухлость, а не вдавление».
Мишин последовательно опровергает каждый из доводов, выдвигаемых сторонниками версии убийства. Так, по его мнению, красноватый цвет кишечника и точечные кровоизлияния (не кровоподтеки) в легких и на сердце — это типичные признаки асфиксии, а не следы избиения. Бледность лица и отсутствие высунутого языка объясняются длительным нахождением тела в вертикальном положении и специфическим боковым натяжением петли. Поднятая вверх рука — естественная фиксация в момент трупного окоченения. Что касается поверхностных порезов на левом предплечье, Мишин считает их совместимыми с версией о том, что поэт наносил их сам, чтобы написать прощальное стихотворение кровью.
«В начале 90-х годов было выполнено несколько судебно-медицинских экспертиз экспертами высокой квалификации и доказано, что имело место самоубийство», — резюмирует Мишин. И добавляет: «Потому что оценки делают литераторы и режиссеры, которые не разбираются в судебной медицине. Они не понимают, что любить поэта и говорить о том, что его убили, — вовсе не одно и то же».
Прошло сто лет. Официальное следствие 1925 года и экспертизы 1990-х утверждают одно: самоубийство. Ряд исследователей, криминалистов и современников настаивают на другом: убийство. Документы исчезли, свидетели умерли, могила залита бетоном.
Таким образом, вопрос о том, что именно произошло в номере гостиницы «Англетер» в ночь на 28 декабря 1925 года, остается открытым. Исчерпывающего ответа, устраивающего каждую из сторон, по всей видимости, уже не будет.
